Прост, как правда
С любой дороги повернешь обратно,
И лишь дорога жизни безвозвратна.
Расул Гамзатов.
Такое краткое, подобно выстрелу, определение, данное М. Горьким В.И. Ленину, на мой взгляд, как нельзя лучше подходит к ветерану труда, отличнику здравоохранения республики Алексею Михеевичу Борисову. Да-да, он прост, а лучше сказать, простосердечен — лукавство и криводушие чужды его натуре. Он всегда остается самим собой, где бы ни был и в каких, даже самых отчаянных, ситуациях не оказывался. А жизнь его, мягко говоря, не баловала. Впрочем, легких дорожек он не искал, а с трудных — не сворачивал…
А началась его дорога жизни на могилевско-гомельском порубежье, неподалеку от города Кличева, в типичной белорусской деревушке на два десятка дворов под названием Кулага, затерянной в приднепровской лесисто-болотистой глухомани — до ближайшего города Быхова, райцентра, верст под сто. Алексей, родившийся за два года до Великой Отечественной в семье колхозников Михея и Агрофены Борисовых, стал пятым ребенком-последышем, а предшествовали ему три брата и сестра. Отец от природы был головастым и рукастым, прослыв добрым плотником и столяром. Имея начальное образование, он бегло изъяснялся на белорусском, русском, польском и немецком языках, равнодушный к религии, был неравнодушен к книгам, посвящая им редкие часы досуга. Строгому, требовательному и начитанному отцу антиподом была неграмотная мать, родовыми корнями со Смоленщины, — мягкая, добрая и набожная, вечно вся в работе — не в домашней, так в колхозной. Они уж давно закончили земной путь. Наступила пора вечерней зари у Алексея Михеевича, а он по сей день испытывает сыновью благодарность к отцу, зажегшем в нем искру интереса к научному познанию мира, к матери, привившей душевные качества, именуемые вкупе человечностью. В семье было правило: с малолетства всяк зарабатывай сам на хлеб насущный, да и в лоне природы, кормилицы и спасительницы, просто грех тунеядствовать. Поэтому Алексей, как только себя помнит, сдружился-слюбился с неоглядным моховым болотом, раскинувшимся за околицей родной деревни, березово-сосновыми перелесками, изумрудно-зелеными дубравами, пирамидальными ельниками со всем их живым царством — растущим, бегающим, плавающим, летающим… С головой он окунулся в бездонную, как мир, науку — науку от земли. Сбор ягод и лекарственных трав, грибов, заготовка сена и дров, рыбалка и охота стали, по примеру братьев, его излюбленным занятием, если не сказать — страстью. Лесные дары — во вех видах грибы, дичь, зайчатина, а то и сохатина — в годы немецко-фашистской оккупации спасли семью от голодной смерти. Лесной промысел был подспорьем и в несытое послевоенное время. К тому же фашисты, отступая в 44-ом освободительном году, начисто ограбили деревню, большинство ее домов в ходе боев было сожжено или разрушено. И опять лес-батюшка выручил!..
Из многих эпизодов военной поры, рассказанных Алексеем Михеевичем, остановлюсь на двух, сыгравших, по его словам, роль «первотолчка» в зарождении интереса к профессии врача. Как-то, в году 43-ем, брат Иван, занимаясь «привычным» делом по разборке снаряда (этого «добра» по окрестностям — в заброшенных траншеях и блиндажах — было в избытке) с целью добычи свинца для охотничьей дроби зачем-то заложил его в льномялку и… произошел взрыв! Несколько десятков осколков поразило брата в живот и другие места. Счет его жизни пошел на часы. Единственным спасением могла быть экстренная операция хирурга… немецкого военно-полевого лазарета, размещенного в деревне. На удивление, врач-немец, понимавший по-русски, не только откликнулся на мольбы родителей и немедля сделал операцию, но еще несколько дней наблюдал больного, неодобрительно отзываясь о затеянной Гитлером войне, причинившей неисчислимые страдания миллионам людей. Уж что-что, а в Беларуси — республике-страдалице — нет семьи, которую бы не задела черным крылом война. В этом убеждать Алексея Михеевича не надо: он побок с горем и бедой рос. Взять хотя бы историю с другим братом — Василием-танкистом. Он вернулся с войны в орденах и медалях, но инвалидом — без ноги. Это было горем всей семьи, но двойным — Василия, молодого еще человека, обреченного быть калекой на всю жизнь. Душевные терзания привели его к попытке самоубийства, однако родня и добрые люди помогли ему «уцепиться» за жизнь. Василий занялся пчеловодством, женившись, стал отцом четверых детей. Правда, надломленная жизнь была недолгой — он умер в 49 лет. А в других семьях деревни — и того горше: приходили лоскутки бумаги-похоронки или с приговором — «без вести пропавший». Но что примечательно для того времени, люди не ожесточились, общая беда сплотила их. Односельчане делились последним, строили толокой дома — словом, хаты и души были нараспашку… Все это было нравственной, народной «школой» для подраставшего Алексея. А государственных школ ему пришлось сменить три (в разных деревнях): начальную, семилетнюю и среднюю — стоявших от его Кулаги соответственно в 2, 5 и 7 километрах. Несмотря на помехи (ходьба с товарищами в слякоть, мороз, снежные заносы, нередко под атаки волков, которых отпугивали факелами, хроническое недоедание и возраставшие трудовые повинности по домашнему хозяйству), учился Алексей с желанием, предпочитая естественные науки. В итоге десятилетку окончил в 1956 году с «серебром». В этом же году он отправил документы для поступления в Витебский медицинский институт. Но вызова почему-то не последовало. Желание осуществить мечту было настолько велико, что Алексей, не бывавший до сей поры, кроме провинциального Быхова, в городах, едет в Витебск и пробивается на прием к самому ректору института. Ректор распорядился принять у Борисова экзамен — по правилам того времени «серебряные» медалисты экзаменовались только по одному предмету — физике. Алексею повезло: ему выпало решать задачу, которую он одолел еще будучи школьником на районной олимпиаде. Абитуриент предложил свой способ решения, за что удостоился отличной оценки и похвалы, ну а устный опрос свелся к формальности. Радость Алексея была неописуемой — он стал студентом факультета психиатрии. За шесть студенческих лет он подружился с древним красивым городом на Западной Двине, его добросердечными людьми, институтом, где плеяда ученых, теоретиков и практиков, работавших в духе традиций, заложенных еще И.М. Сеченовым, И.П. Павловым, В.М. Бехтеревым, помогла ему вооружиться не только фундаментальными знаниями, но и овладеть «азами» их практического применения на базе областной психиатрической больницы. Страна, только-только поднявшись из руин, еще испытывавшая острейшую нужду во всем, тем не менее находила средства, чтобы выучить позарез необходимые кадры врачей. Худо-бедно, но на стипендию можно было прожить, к тому же Алексей обычно харчевался в рабочих столовых, где еда была подешевле, вечерами и в выходные подрабатывал, чтобы оплачивать наемный постой, купить немудрую одежонку, обувь, сходить в кино, театр и т.д. Пришлось побывать ему стройотрядовцем и на Целине. Словом, он не доставлял материальных забот родителям.
Так, в учебных заботах и трудах, коловерти комсомольских и других общественных дел и отполыхала заря молодости. В 1962 году, едва сдав госэкзамены, Алексей едет на родину — на похороны отца: Михея Моисеевича свалила давно мучившая болезнь в 66 лет. Оплакав невосполнимую утрату, начинающий специалист недолго колебался в выборе предложенных вариантов трудоустройства. Среди них, к примеру, была вакансия главврача Туровской райбольницы. Алексей твердо решил работать по специальности и был направлен в распоряжение Гродненской областной психиатрической больницы, где получил назначение врачом-ординатором в Гайтюнишский филиал (в республиканскую больницу он был преобразован в 1980 году). Это был все тот же 1962 год…
...На дворе — январь 2011 года, и я сижу на пару с Алексеем Михеевичем в его собственном доме, находящемся в самом «сердце» Гайтюнишского урочища, по-своему прекрасного в любую пору года. За внешне неторопливым течением беседы чувствуется обоюдно сдерживаемое волнение. Ведь приходится ворошить память, проникая в толщу времени 70-летней давности, из которых врачом Борисовым отдано Гайтюнишкам пять десятилетий! И каких! Полных изматывающего напряжения, стрессов, ответственности, людской благодарности и неблагодарности — как и чем это теперь измерить?!. А все это прошло через большое сердце доктора Борисова — врача-ординатора, затем — заведующего отделением, а с 1967 по 2000 годы — до ухода на пенсию — главврача больницы. Сам по себе случай уникальнейший такого долгого стажа пребывания, прямо скажем, в «горячем» кресле руководителя медучреждения закрытого типа, находящегося под особым контролем официальных инстанций разного уровня — районного, областного, республиканского. При этом из года в год росло количество пациентов, медицинского и обслуживающего персонала, достигнув в сумме по тем и другим 400 и более человек, открывались новые отделения — по подсудным больным-правонарушителям и осужденным, алкоголиков-хроников и т.д. При отсутствии финансирования необходимо было не только осуществлять текущий ремонт помещений, но и заниматься капитальным строительством, правдами и неправдами «пробивая» денежные субсидии, стройматериалы, технику, нанимая рабочих. В результате было построено 4 корпуса — на 100 коек каждый, и мало кто теперь помнит, что больница к началу 60-х годов прошлого века представляла собой всего лишь корпус известного дома-крепости с царившими в нем скученностью и прочими неудобствами. Конечно, этот груз, взваленный на себя Борисовым, не снимал с него ответственности за лечебную работу, режим и порядок в учреждении, согласованность действий персонала с правоохранительными органами — милицией, прокуратурой и пр. И случалось всякое. Да разве могут быть сплошные тишь и благодать в таком специфическом заведении? Были и побеги, и так называемая голодовка или, точнее, имитация голодовки группой заключенных, и уголовное буйство одной из палат, и другие ЧП, случаи халатности и разгильдяйства среди работников, жалобы и кляузы и т.д. — все это надо было пережить, не сваливая свой недосмотр и промашки на других или на особые обстоятельства. Как говорят боксеры, надо было «держать удар»! И Борисов держал «удары», выходя с честью из, казалось бы, форс-мажорных ситуаций — всевозможное начальство и комиссии приходили к выводу, что он соответствует должности. Это не могло не воодушевлять. Но больше радовала и придавала силы неизменная поддержка коллектива, в котором было немало единомышленников, преданных работе не по соображениям ставок и надбавок к окладам, а по долгу профессиональной чести и совести, непоказного гуманизма, гиппократовой клятвы, наконец. Высшая награда для этих людей за труд — излечение больных или заметное улучшение их состояния. Значит, становилось меньше несчастных на земле, ведь болезнь — несчастье! А сколько специалистов, пройдя школу практики у Борисова, разлетелось из Гайтюнишского «гнезда» в разные уголки республики и за ее пределы! Вот некоторые из них, названные Алексеем Михеевичем: В.С. Кузнецов, главврач Гродненского психиатрического диспансера 80-х годов ушедшего века, А.В. Коваленко, главврач психиатрической службы Гродненского областного псиатрического и наркологического диспансера, супруги Кашкаровы — специалисты психиатрической службы в Калуге и многие другие. Да и преемница его на посту главврача Маргарита Георгиевна Кудян — выпускница его «школы». Добрым словом до конца жизни Борисов будет вспоминать героя войны Тихона Яковлевича Литовчика, долгое время работавшего его заместителем по хозяйственной части...
Как видите, Гайтюнишки для Борисова стали родным домом, вторым после материнского. Да и его семья здесь состоялась. Дом, в котором идет наша беседа, можно принять за реликвию. Он старше хозяина раза в два — деревянный сруб, перевезенный в 1963 году с какого-то хутора и позже обложенный кирпичом, снабженный водопроводом и канализацией — далеко не «хоромина», однако пришелся под стать врачу-скромнику. Нет у него роскошных сервантов и сервизов в комнатах, в хозяйстве — несколько куриц, поголовье которых «регулируют» набегами шешуки или даже куницы, две собаки охотничей породы, и прямо от окон начинается мать-природа… Сейчас Алексей Михеевич, считай, наполовину живет воспоминаниями. Шутка ли, уже два десятилетия вдовствует: как раз в год развала Союзной державы тяжелая болезнь вырвала из земной жизни супругу Людмилу Антоновну, с которой прожили душа в душу четверть века, воспитав дочь и сына. Дети давно уже на своих хлебах: Анжелика живет в пригороде Бреста, неподалеку от города Малорита, работая врачом-терапевтом, Андрей, можно сказать, на глазах — палатный санитар психиатрической больницы, да и живет с женой-кулинаром общепита неподалеку — в беняконском родительском — по матери — доме. Если сын пока, к сожалению, бездетный, то у Анжелики — дочь и сын. Внучку Настю дед давненько не видел: она забралась на житье аж в американский Бостон, ну а десятилетний внук-школьник Ромка телефонирует из Бреста частенько. А еще спасает Алексея Михеевича от одиночества, как вы уже знаете, страстная любовь к природе, с которой он на «ты», разрешая себе не в ущерб ей охотиться с двустволкой-«тулкой» — в основном на пушного зверя, обитателя местных лесов: зайца, енота, лису. Правда, последние несколько лет пошатнувшееся здоровье не позволяет тягаться на равных с более молодыми «ловцами» лесной удачи, но у Борисова, возглавлявшего сорок лет охотколлектив Беняконского лесничества, слава охотника не меньшая, чем врача. Впрочем, одно другому не мешает: Алексей Михеевич своими снадобьями помог не одному человеку, не требуя никакого вознаграждения, как и за раздариваемые меховые шкурки. Да и сам он в «мехах» не ходит. Бескорыстие врача Борисова общеизвестно и чуть ли не вошло в поговорку. Тут уместно вспомнить один эпизод. По случаю 50-летнего юбилея главврача Борисова районное начальство решило преподнести ему ценный подарок — ковер. Однако по распоряжению юбиляра подаренный ковер вскоре оказался в служебном помещении больницы. И так во всем: себе — по-минимуму, людям, обществу — по-максимуму… Работники больницы, особенно те, которые постарше и которые работали с Борисовым, воспринимают его как отца или, скажу громче, но от души, ангела-хранителя. Ведь в перестроечно-развальные годы высокое начальство под разными предлогами неоднократно пыталось закрыть больницу, чтобы избавиться от «обузы». Борисову стоило немало нервов и изобретательности, чтобы отстоять учреждение…
Под старость, как это обычно бывает, Алексею Михеевичу все чаще вспоминаются босоногое полуголодное детство, лесная деревушка с ее простодушными жителями, родня. Что касается близкой родни, то на сей день в живых остался только 78-летний брат Володя, он «врос» в родительскую землю, крестьянствуя, — по-теперешнему фермер, специализируется на разведении овец. Кроме него, в деревне живут еще две одинокие старухи. Большинство же домов заколочено, а иные перевезены в другие места — города и веси… Щемит сердце печаль-кручина по родным местам, по матери с отцом, по братьям с сестрой, не меньше — по жене. И никуда от этого не денешься! Так же как никуда не деться от гайтюнишских мест — исторического урочища, холмов в сосново-еловых борах, ароматного разнотравья полей и лугов, речки Жижмы и речушек-притоков, окрестных селений с породненными людьми… Так и шагает с этой ношей по жизни на 8-ом десятке Алексей Михеевич Борисов, шагает спокойно, не страшась неизбежного финиша, с осознанием честно выполненного гражданского и человеческого долга…
Владимир ПУШНЕНКОВ.
На снимке: охотники на привале
(вверху слева А. Борисов).
Фото из архива А. Борисова.
