Вадим Гигин: апологеты наследия БНР не читают собственных кумиров
В отношении акта 25 марта 1918 года всегда существовали разные точки зрения. Одни называли его «решающим шагом к независимости», «судьбоносным событием». Другие утверждали, что нельзя создать независимое государство под иностранной оккупацией. К тому же в борьбе с пресловутыми белыми пятнами истории за последние лет тридцать понасоздавали столько новых мифов, что сейчас трудно даже разобраться, были ли те пятна и какого они цвета. И все-таки история — это точная наука. Сейчас мы стали знать гораздо больше о том периоде, о самой Белорусской Народной Республике, об обстоятельствах ее провозглашения, чтобы все-таки опровергнуть многое из надуманного и ближе подойти к адекватному восприятию этого очень важного отрезка отечественной истории. Подробнее об этом - в материале СБ.
Мандат, которого не было
И отцы-основатели БНР, и их последователи утверждали, что провозглашение независимости 25 марта 1918 года опиралось на решения Всебелорусского съезда. Таким образом они, очевидно, хотели обосновать легитимность принятой III Уставной грамоты, которая всегда подвергалась сомнению. Но данный аргумент убедителен разве что для людей совсем несведущих. Впрочем, апелляция к авторитету съезда, который проходил в декабре 1917-го в Минске, вполне понятна. В историографии канонизирована цифра в 1872 делегата с решающим и совещательным голосом, которые собрались, чтобы решить судьбу Беларуси. Хотя есть все основания сомневаться в том, что именно такое количество участников присутствовало на съезде. В источниках можно встретить и другие цифры. Суть не в этом. Их было действительно много, и большинство политических и общественных организаций края признавали легитимность данного форума.
На фоне крайне слабого белорусского национально-политического движения это выглядело большим достижением. Ведь белорусские политические партии не могли провести своих представителей ни в Советы, ни в органы земского и городского самоуправления. На выборах в Учредительное собрание Белорусская социалистическая громада сумела набрать всего 0,4 процента голосов избирателей. Многолюдность и представительность съезда были обусловлены как участием более широкого круга политических сил, так и поддержкой всероссийского Совета народных комиссаров, созданного после прихода большевиков к власти.
Внимательное изучение протоколов съезда говорит о том, что вопрос о независимости там не поднимался. Это потом, задним числом деятели БНР утверждали, что едва ли не носили декларацию о независимости то ли в портфеле, то ли в кармане, но почему-то тогда так и не рискнули ею поделиться с коллегами.
Место провозглашения БНР — Володарского, 11.
Правда, на съезде обсуждалась возможность создания Белорусской Народной Республики, но это вовсе не означало независимости. Тогда же, 11—12 (24—25) декабря 1917 года, в Харькове на Первом Всеукраинском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов была провозглашена Украинская Народная Республика Советов. Да и потом коммунисты широко использовали термин «народная республика». Он звучал в официальных названиях Венгрии, Польши, Болгарии, Китая, наконец. И ничего антисоветского в нем не было.
Чтобы убедиться в настроениях делегатов съезда, обратимся к его итоговой резолюции. Приведем текст ключевого первого пункта полностью: «Закрепляя свое право на самоопределение, провозглашенное российской революцией, и утверждая республиканский демократический строй в пределах Белорусской земли для спасения родного края и ограждения его от раздела и отторжения от Российской Демократической Федеративной Республики, 1-й Всебелорусский съезд постановляет: немедленно образовать из своего состава орган краевой власти в лице всебелорусского Совета крестьянских, солдатских и рабочих депутатов, который временно становится во главе управления краем, вступая в деловые сношения с центральной властью, ответственной перед Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».
Итак, ни о каком мандате на независимость речи не шло, скорее даже наоборот. Делегаты опасались отторжения от Советской России и признавали новую власть.
Нереализованная возможность
18 февраля 1918 года германские войска перешли в наступление на бывшем Восточном фронте. Остатки российской армии, уцелевшие после двух революций, стали быстро откатываться на восток. Рухнула советская власть и в Минске. Те события вызывают различные трактовки. Часто можно встретить упоминание о «неделе белорусской власти». Якобы после того, как большевики покинули Минск, и вплоть до 25 февраля власть в городе и окрестностях принадлежала Исполнительному комитету Совета съезда, который издал I Уставную грамоту и образовал Народный секретариат — будущее правительство БНР. Эта гипотеза была поддержана эмиграцией, ее пропагандировали в годы гитлеровской оккупации, упоминают о ней и в наши дни.
Беда в том, что апологеты наследия БНР не читают собственных кумиров.
Еще 21 февраля 1918 года так называемый «комендант города Минска» Константин Езовитов в своем приказе констатировал присутствие немецких войск в городе. Тогда же «Утренняя Минская газета» в статье «Немцы в Минске» сообщила точное время вхождения в город солдатов кайзера. Их, кстати, встречала делегация «от белорусов» во главе с Романом Скирмунтом, будущим «премьер-министром» БНР. Что, Исполком разогнанного съезда не заметил присутствия немцев в городе? Это предположение приходится отвергнуть. Через два часа после занятия Минска немецкий лейтенант встретился с представителем Исполкома Язепом Воронко. Вот что в том же 1918 году припоминал о своей деятельности сам Константин Езовитов: «3-го и 4-го дня после вступления немцев я получил приказ распустить полк, что и было немедленно исполнено. С этого момента закончились мои обязанности коменданта и Народного секретаря. Этот приказ я сообщил Народному секретариату и просил одновременно об официальном увольнении меня с этой должности. Я был уволен с моей должности, о чем и было объявлено в прессе».
Так что ни о какой полноценной власти будущих основателей БНР в городе ни на неделю, ни на день, ни на час говорить не приходится. Тем более что большая часть Минска была занята польскими войсками под командованием Юзефа Довбор-Мусницкого, восставшими против советской власти.
Программой, вокруг которой готовы были объединиться различные политические силы Беларуси, являлась II Уставная грамота, изданная 9 марта 1918 года. Тогда же, собственно, и была провозглашена Белорусская Народная Республика. В грамоте декларировались наиболее общие социалистические и, даже шире, демократические требования: необходимость созыва Учредительного съезда («сойма») Беларуси на основе всеобщего, равного, тайного и пропорционального избирательного права, свобода слова, печати, собраний, забастовок и союзов, ликвидация частной собственности на землю, введение восьмичасового рабочего дня и т.д. Минские социалисты охотно одобрили такую постановку вопроса. На заседании Минской городской думы представитель Бунда Мария Эстер-Фрумкина заявила, что II Уставная грамота — это «программа, за которую социал-демократам нужно сражаться».
А дальше наступило 25 марта… И тогда тоже было немало любопытного.
Согласно уставу Рада должна была состоять из 72 человек, однако анализ документов позволяет утверждать, что в тот день она не могла включать более 59 членов. Из них за провозглашение «независимости» высказалось 29 или 31 человек, против — 21, воздержались — семь. Получается, то самое судьбоносное решение поддержало менее половины списочного состава Рады и чуть более половины присутствующих.
Да и для многих участников того заседания такая постановка вопроса оказалась неожиданной. Решение было инициировано так называемой «виленской делегацией» — группой деятелей Белорусской социалистической громады, находившихся в городе Вильно, попавшем в 1915 году под немецкую оккупацию. Эту группу возглавлял Антон Луцкевич, пользовавшийся большим авторитетом среди своих единомышленников.
Фактически «виленцы» и продавили решение. Здесь нужно особо отметить, что они не были делегатами Всебелорусского съезда. Ведь Луцкевич и его товарищи никак не могли попасть в Минск до начала немецкого февральского наступления.
Провозглашение «независимости» Беларуси в условиях захвата края германскими войсками выглядело как-то двусмысленно и предсказуемо могло вызвать непонимание у местного населения. Известный белорусский культурный и общественный деятель Бронислав Тарашкевич впоследствии писал по этому поводу: «Белорусский крестьянин ненавидел все, что шло от оккупантов, и отнесся неприязненно к такому импортному национализму».
Проблему с легитимностью принятого решения понимали и сами отцы новой «республики». Народных секретарей обязали подписать присягу под III Уставной грамотой следующего содержания: «Эту Уставную грамоту Белорусской Народной Республики принимаем и подписями обещаем исполнять все условия, какие этот акт требует, и проводить их в жизнь». Но многие уже тогда опасались, что решение не будет поддержано народом.
Некоторые политики попытались помочь Раде преодолеть кризис. 29 марта семь членов Рады, представлявших земское и городское самоуправление, внесли компромиссное предложение о «желательности федерирования с Великороссией, Украиной и Литвой». Однако Рада, заседавшая под председательством Язепа Воронко, отказалась даже ставить этот вопрос в повестку дня. Данный шаг означал кризис Рады БНР как консультативного политического органа края. Ведь земское и городское самоуправление было избрано непосредственно гражданами, обладало полной легитимностью и распоряжалось всей хозяйственной жизнью. Кроме того, это был на тот момент главный, если не единственный источник финансирования БНР. И она его лишилась.
Начало кризиса
Большинство политических сил Беларуси начали открытый бойкот Рады. В начале апреля Минский областной комитет правых эсеров (самой популярной и многочисленной партии) официально известил председателя Совета Всебелорусского съезда (демонстративно избегая самого термина «Рада БНР») о своем решении: «Все члены Партии социалистов-революционеров, состоящие народными секретарями Белоруссии, обязаны немедленно сложить свои обязанности и выйти из состава Народного секретариата Белоруссии». Не поддержали «незалежнiцкую» позицию Рады и минские профсоюзы. В середине апреля 1918 года Совет профсоюзов Минска выступил с протестом против произвола германских властей, отменивших свободу печати и собраний. В этом документе подчеркивалось, что трибуна городской думы является «единственно свободной в нашем городе для политических выступлений». В обращении ни слова не говорилось ни о какой БНР.
Нужен был выход из этого тупика. В поисках политической поддержки и источника финансирования деятели БНР обратились к Роману Скирмунту, амбициозному политику с приличным стажем да и, кроме того, богатому помещику. В состав Рады были включены десять членов «Минского Белорусского народного представительства» со Скирмунтом во главе.
Через две недели после очередной пертурбации Рады последовало событие, которое сразу же стало несмываемым пятном позора на истории БНР. 25 апреля 1918 года по инициативе Скирмунта на имя кайзера Германии Вильгельма II была направлена телеграмма. Она содержала благодарность за освобождение Беларуси от большевиков, в ней также выражалась уверенность, что «только под защитой Германской Империи видит край свою добрую волю в будущем».
Подписи под этой телеграммой поставили председатель Рады Середа, председатель Народного секретариата Воронко, а также Скирмунт, Овсянник, Алексюк, Кречевский, Лесик.
Текст телеграммы кайзеру Вильгельму II.
Трудно понять, о каком освобождении и уж тем более о какой доброй воле шла речь.
Уже к этому времени оккупанты создали в Минске два концлагеря, где содержалось 3600 человек. В том числе за счет ограбления богатств белорусской земли росли прибыли германских компаний «Феникс», «Бохумер Ферейн», «Хеш» и других. Беспощадному разорению подверглась Беловежская пуща, жемчужина белорусской природы.
Если к началу оккупации там насчитывалось около 700 зубров, то к ее концу их практически не осталось. Последний лесной великан был убит в 1919 году.
Но эта телеграмма не принесла пользы ее авторам. Они так и не получили желаемой власти. Командование 10-й немецкой армии, которая располагалась на территории Минска, отказывалось признавать какой-либо официальный статус за структурами БНР. Все белорусские национальные организации вынуждены были каждый свой шаг согласовывать с немецкими комендатурами. В Германии не верили в жизнеспособность независимой Беларуси. 29 июня 1918 года в газете «Берлинер Тагеблат» вышла статья Г. Форста «Судьба Балтийских стран», в которой утверждалось: «Тяжело представить себе независимую Литву или Беларусь, так как вряд ли там существует интеллектуальная элита, которая стала бы опорой этой независимости».
Благодарность кайзеру, который по всей Европе рассматривался не иначе как душитель свободы, вызвала гнев в Беларуси. Минская городская дума посчитала, что последние действия Рады «отклоняют ориентацию и политическую линию Рады от той, которая намечена всей демократией нашего края, в том числе и первым Всебелорусским съездом». Дума еще раз подтвердила, «что окончательное самоопределение народов Белоруссии может получить свое разрешение только в Учредительном собрании Белоруссии, созванном на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования». Минское губернское земское собрание приняло резолюцию по белорусскому вопросу, в которой крайне резко осудило политику Рады.
Да и в рядах самих сторонников БНР начались разброд и шатание. На заседании, состоявшемся 1 мая 1918 года, члены БСГ Томаш Гриб и Полута Бодунова подали в отставку с постов народных секретарей. Они заявили также о формировании новой фракции и, соответственно, партии — белорусских социалистов-революционеров. При этом Гриб сделал заявление, содержащее мотивировку данного шага: «Как участник Великой Русской Революции протестую против посылки такой телеграммы германскому монарху от имени всего белорусского народа».
С этого момента в бэнээровских структурах начинается такая чехарда, что даже историки не сразу разобрались в том, кто и когда руководил этим ничем не управлявшим «правительством». Все стало походить на театр абсурда.
Можно не извлекать никаких уроков из истории и утверждать, что 25 марта имел место величайший исторический акт. Но уже сами обстоятельства того, что произошло, никак не позволяют прийти к подобному выводу. Обычно за излишней пафосностью стоит желание скрыть подлинные события. Конечно, ни в коем случае не нужно бросать камни в деятелей БНР. Многие из них искренне любили свою Родину и желали ей только добра. Но даже на этом пути можно допустить множество ошибок, которые уведут далеко от запланированной цели. История БНР, даже уже первых ее дней, — яркое тому свидетельство.
Смерть под сенью бчб
Уникальные кадры кинохроники, не демонстрировавшиеся зрителям ранее, показал на этой неделе телеканал СТВ. На архивной кинопленке — празднование дня воли в 1944 году в оккупированном Минске. А также присяга офицеров БКА («Беларускай краёвай абароны») 26 марта. Принимают присягу генеральный комиссар округа Белорутения группенфюрер СС Курт фон Готтберг, сменивший на этом посту взорванного подпольщиками Кубе, и президент БЦР Радослав Островский. Но самое страшное на экране — люди в форме СС.
Не оккупанты и не захватчики — белорусы. Те, кто предал свой народ, перейдя на сторону врага. Те, кто уже через два месяца, в мае — июне 1944-го, примет участие в карательной операции «Корморан», воюя с мирными жителями (не армией!) деревень Борисовско-Бегомльской партизанской зоны. «Позже из осколков этого отребья и полицаев, уже после изгнания с нашей земли, создадут первую белорусскую дивизию СС. Она успеет повоевать против англичан и американцев на Западном фронте. Вот так они с песнями и на марше уходили в свой первый боевой поход. Против наших бабушек и дедушек», — заметил телеканал СТВ.
СБ
