Не забыть тех дорог…

Александр Степанович о гражданской жизни рассказывает скупо. А вот о пройденных военных дорогах вспоминает в таких подробностях, как будто это было вчера. На ладони держит и бережно показывает награды. Орден Отечественной войны І степени, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.», кажется, ее обжигают. Обжигают испытанными в юности голодом и холодом, пролитой кровью — своей, товарищей…

— Родился я в деревне Артюхи Полоцкого района в 1926 году. Жили мы небогато, но дружно. Вдруг, как гром среди ясного неба, пришла к нам из соседней деревни (там жила зажиточная семья и имела радио) нехорошая весть — началась война. Вероятность такого, конечно же, не укладывалась в голове. Но на 4-5-ый день начали бомбить Полоцк. От нас до города было 15 километров, напрямую и того меньше. Поэтому мы видели разрывы, когда зенитчики били по немецким самолетам. Спустя некоторое время с болью наблюдали за отступлением наших солдат. Они просили еды, раненые — чтобы их перевязали. Мама отдала домотканое полотно, бинтов ведь не было… — такими запомнились Александру Степановичу первые дни войны.

Многие из отступавших солдат остались в деревне. Принимали их вдовы — на деревне нужны были мужские рабочие руки. Когда немцы поставили в соседней деревне гарнизон, издали приказ:  всем красноармейцам явиться туда на сборочный пункт. Некоторые подчинились и стали военнопленными, другие ушли в лес. С того времени и началось партизанское движение. Семьи, которые приютили у себя солдат, впоследствии ушедших в партизаны, фашисты жестоко наказывали: сжигали дома, расстреливали.

— Вот в таком ужасе и жили мы, пацаны, — продолжил свой рассказ, немного помолчав, собеседник. — Как сейчас помню, рожденным в 25-26-ом годах приказали явиться на сборочный пункт 14 августа 1943 года. Там погрузили всех, в том числе и меня, в машины и отправили в Полоцк. Уже оттуда в телятнике отвезли в Белосток. Там продержали пару дней. Позже разделили девушек (что с ними случилось, мы так и не узнали) и юношей. Я с тремя парнями попал в портовый город Данциг. Нас охраняли в лагере поляки-полицаи. Работали мы на разгрузке кораблей. Кормили раз в сутки баландой, выдавали мало хлеба, и то с опилками (назывался «арзац»), а по четвергам давали 50 грамм колбасы, неизвестно из чего сделанной. Кушать очень хотелось. Поэтому особенно радовались, когда разгружали судна с продовольствием. Украдем зерно, посушим, а затем бутылкой по металлической плите давим, варим баланду из этого. Так и выживали.

В феврале 1945 года узников освободили. Началась переправа через канал. Враг открыл огонь… Много ребят тогда погибло. Освобожденных, достигших совершеннолетнего возраста, обмундировали и направили «добивать фашистского зверя в собственном логове» — так подбадривали новобранцев фронтовики.

— Попал я в роту станковых пулеметов системы «Максим» вторым номером. Нам показали, как стрелять, заряжать оружие, заправлять в приемник ленту. И вот получили задание: за ночь пройти 70 километров от Данцига до реки Одер. Днем это было трудно сделать, ведь враг яростно сопротивлялся: бомбила немецкая авиация. Солдаты были уставшие, и выполнить задание мы смогли лишь на вторые сутки. Одер был сильно укрепленным водным рубежом, последней надеждой фашистов удержаться и не допустить русских солдат к Берлину, оставалось до которого около 80 километров. Но это им не удалось, — вспоминает свои военные дороги ветеран Великой Отечественной войны. — Началось форсирование реки. То, что происходило, было настоящим адом. Свистели пули, разрывались снаряды, многие наши ребята пошли на дно. Даже сам воздух казался натянутым, как струна. После многочисленных попыток мы «зацепились» за берег. Немец стал еще яростнее. Откуда только они и брались?! Как из-под земли вырастали… Немало потеряли своих, но и с той стороны были большие потери.

В одном из боев Александра Степановича серьезно ранило (он является инвалидом войны ІІ группы). Вместе с другими ранеными отправили в медсанбат. После выписки хотели направить в автоматную роту. Однако в то время не хватало сержантского состава. И тех, у кого было маломальское образование, набирали в учебный батальон. У нашего солдата за плечами было шесть классов. Особым желанием учиться ребята не горели, но руководствовались принципом: надо, так надо. В учебке Александра Соломенко и застала весть о конце войны:

— Мы все стреляли. Такой дали салют!.. Сколько радости было, — вспоминает ветеран. — Вскоре я получил сержантские погоны. Полтора года отслужил в Германии. А затем направили укреплять северную границу с Финляндией.

Обосновались в Алакуртти. Офицерский состав жил в землянках, а солдаты — в промерзлых бараках, благо, спасали большие финские печи. Зимой — трескучий мороз да северное сияние, летом — комары, мошкара да белые ночи. Связь с родными — только через солдатское письмо-треугольник. Благодаря ему сержант Соломенко и узнал, что близких ему людей пожар войны прогнал с малой родины и обосновались они неподалеку от литовского Шальчининкая.

Только 22 октября 1950 года солдат демобилизовался. Жизнь потекла в другом русле. Работал инструктором в Шальчининкайском райисполкоме, председателем Тургельского сельсовета. Спустя время переехал в Вороново. И здесь трудился на совесть. Когда возглавлял первичную ветеранскую организацию г.п. Вороново, старался подсобить тем, кто прошел через горнило войны.

С прошлым и сейчас не может расстаться Александр Степанович Соломенко. Оно как будто въелось в душу. И желает ветеран Великой Отечественной войны своим потомкам только мирного неба над головой.

Марина КОНДРАТОВИЧ.

На снимках: А. Соломенко в наши дни; в 1947-48гг.

Фото из архива семьи Соломенко.