— Мир после обнародования информации о случившейся аварии не перевернулся: все тогда жили, работали и старались не думать о плохом. К сожалению, вокруг ситуации в Чернобыле было великое множество недоговоренностей. Телевизор показывал вести с полей и репортажи со съездов, а тем временем в стране шла тихая мобилизация.

Летом 1987 года мне сообщили о срочной командировке в Ветковский район на Гомельщине. Тогда я работал водителем КАМАЗа в Гродненском облсельстрое. Меня с товарищем и коллегой Иваном Здончиком отправляли на перевозку асфальта. Естественно, первый вопрос был, как надолго. Все-таки дома остается жена с двумя пацанами, младшему в то время двух лет не было. Условие — только на месяц, но это лишь уловка для отправки. Как вы понимаете, желающих туда ехать особо не было. На сборы дали немного времени, никаких пышных проводов не устраивали. Казалось, обычная командировка.

Помню, после загрузки асфальтом в Барановичах ехал до места назначения всю ночь. После приезда первое, что меня поразило, — чрезмерная сухость во рту: пить хотелось постоянно. Ощущение жажды одолевало еще несколько дней — потом привык. Обстановка там была напряженная: местных жителей пугало присутствие военных, людей в спецхалатах и огромного количества техники. А в садах ветви ломились от сочных яблок и других фруктов, которые были под строгим запретом.

На проселочных дорогах укладывали асфальт, а где он уже был, работали поливочные машины, ранее снующие по городским улицам. Все это делали, чтобы радиационные частички, осевшие вместе с пылью, уходили в землю. Кроме асфальта, мы отвозили на «кладбище» в лесу (так называли специальные карьеры) еще и зараженную землю — снятый верхний слой. Такой была наша борьба с невидимым противником — радиацией. Не было у этого врага ни запаха, ни вкуса, ни обличия... Был только треск. Треск… дозиметра, от которого в дрожь бросало.

Командировка закончилась, казалось, все позади. Я свой долг отдал. Но в 1989 году от военкомата мне пришла повестка на специальные сборы по ликвидации последствий Чернобыля. Забирали мужчин старше 30 лет, у которых было двое детей. А я как военнообязанный не имел права сказать «нет».

На этот раз я попал в Краснопольский район Могилевской области в качестве водителя бензовоза. Доставлял топливо на объекты, где работала спецтехника. Пробыл там около трех месяцев, после чего мне выдали справку, в которой было указано, что получил дозу облучения в количестве 1029 м/р, и перечислены положенные льготы. Получил выплаты. Довольно внушительные для деревни, где остальные получали копейки. Но знаю, что некоторые участники ликвидации их просто пропили, потому что другого применения не видели...

Все, что с нами случилось, — это уже вторичная реакция на Чернобыль. Мы не столько болели, сколько боялись заболеть. И оттого жили в постоянной тревоге, депрессии, в ожидании отголосков той аварии. Сегодня с нами уже нет моего товарища Ивана Здончика, да и многих других, кто тогда отправился в зараженную зону.

Галина ШЛЕМПО.

Фото Олега БЕЛЬСКОГО.